Дар экстрасенса. Сборник - Страница 8

— Костик! Ты просто супер!

* * *

Марине было двадцать три, Костику — столько же. Но людям сторонним казалось, что ей — лет шестнадцать, а ему — ближе к тридцати. Марина — бесшабашный матрос. Плывет по жизни нахально, без карты и курса, спотыкается о рифы, дрейфует на опасных льдинах. Экзамен? Спишу. Работа? Найду по объявлению. Даже в отпуск и то ушла внезапно. Просто потому, что очень захотелось. Костику такого разгильдяйства не понять. Он совсем не такой, он капитан, у него все серьезно, с компасом и секстантом. Марина любила Костика, но иногда так на него злилась! Случайно достаются билеты на моднейшую премьеру, а Костик не может, у него в расписании курсы английского. «Да плюнь ты на них! Подумаешь, разик пропустишь! Нагонишь потом!» — горячится Марина. А Костик хмурится, молчит — и идет-таки на свои скучные курсы. Или направляются они в пиццерию, там рекламная акция, салат-бар плюс пиво почти забесплатно. Весело, музыка, пиво хмелит, вкусная еда радует, Костя сыплет комплиментами. Официантка приносит карту десертов, а там — чудо-мороженое, с орехами, шоколадом, черносливинами. Разве удержишься? Костя, конечно, платит за ледяное чудо. Но злится:

— Мариночка, солнце, ну пойми! Мне не жалко этих шести долларов! Но дома я тебе такое же мороженое за полдоллара сделаю!

Ну что с ним поделаешь, с этим Костей… Ведь действительно — вроде не жадный. Просто зануда.

В Абрикосовке Костик изо всех сил старался вести себя идеально. Но занудство все равно иногда побеждало. Берут они, например, водный велосипед, и норд-ост уносит их чуть не в Турцию. Весело? Весело! А Костик ворчит, что обгорели и заплатили в итоге за целых пять часов проката. Или вот парашют, с которым можно болтаться за моторкой. Классно же! А Костя — давай причитать:

— Мариночка! Опасно! Парашют — подозрительный, лодочник, кажется, пьяный…

Но все-таки Костя старался, он изо всех сил старался. Они посещали местные ресторанчики с сомнительного вида шашлыками, пили кофе по-восточному, играли в теннис в самое дорогое, предвечернее время. Костя ей даже кукурузу на пляже покупал — по десять рублей за кочан, хотя на грядке у их квартирной хозяйки имелись сотни абсолютно бесплатных початков.

Антонина Матвеевна их баловала. Закармливала пирогами и тонкими, как пергамент, блинчиками. Варила вкуснейшие супы из собственных овощей. Украшала свежесобранную клубнику шапочкой взбитых сливок. Костя в обмен чинил ей чайники-утюги-розетки, и даже лентяйка Марина слегка приобщилась к хозяйству, нашла свою прелесть в поливании огорода: настоящий бег с препятствиями. Дотянуться до баклажанчиков, скрывшихся в дальнем углу… Балансируя на носочках, миновать россыпь клубничин…

Настоящие споры-ссоры начались только через неделю. Миляге Антонине Матвеевне пришлось срочно уехать в Краснодар к заболевшей внучке, и в первое же самостоятельное утро Костик потребовал каши.

— Каши? — удивилась Марина. — Зачем?! Есть же клубника, и булки мы вчера на пляже купили…

— Не хочу булок, — закапризничал Костя. — Тебе что, сложно кашу сварить?

Марине было несложно. Знать бы только, как это делается… Кажется, в молоко нужно сыпать манку… В общем, каши не получилось. В графу «убытки» попали: литр молока, два стакана крупы и новенькая кастрюлька. Костя сначала ворчал, потом смеялся. А вечером они снова поссорились. У Костика оторвалась пуговка на любимых шортах, а неумеха Марина пришила ее так, что пуговица снова отвалилась и безвозвратно затерялась где-то в винограднике, где они занимались любовью.

— Неужели тебя мама таким элементарным вещам не учила? — искренне недоумевал Костя.

Из-за пуговицы он расстроился, она какая-то особая была, с чьим-то там гербом.

— Если ты такой умный, сам и пришивай! — огрызалась Марина.

— Но это женское дело, — возражал он. — Мои сестры и готовить умеют, и шьют, и вяжут…

— Зато сидят в школьных училках, — парировала Марина. — А у меня — университетский диплом, карьера, зарплата, перспективы.

— Ну, а если дети пойдут? — возражал рассудительный Костя. — Как же ты им будешь кашу варить?

Марина пока не задумывалась о детях. Будут дети — будем и думать. А сейчас ей просто хотелось вдосталь напиться свободы, моря, танцев, легкого грузинского вина. Костька же портит ей все настроение своими занудными разговорами. «Вот они, издержки Абрикосовки, — грустно думала Марина. — Поехали б в Турцию — и никакой каши варить не пришлось бы. А пуговицу любая горничная за доллар бы пришила…»

Но, к счастью, Костя, раздобревший от отдыха, недолго кручинился о своей эксклюзивной пуговке. Марину простил, шорты заколол булавкой, и они отправились в самый модный абрикосовский ресторан — в устье реки, под могучими тополями. Захватили самый лучший угловой столик, ели баклажанчики с орехами, запивали их терпким домашним вином, танцевали под фальшивое, но искреннее пение местного оркестра: «Как уп-пои-ии-тельны в России вечера…» Марина прижималась к крепкому Костиному плечу, и чувствовала его сильные руки на своей талии, и думала нежно: «Ах ты, зануда… Но зато с тобой так надежно…» На Абрикосовку наваливалась ночь, разыгрался ветер. Тревожно шумели тополя, вдалеке сердилось-шумело море. Марина и Костя, веселые и чуть-чуть пьяные, шли пешком домой, навстречу теплому, буйному норд-осту, и абрикосовские собаки радостно лаяли им вслед… Брести от ресторанчика до дому оказалось далеко, они шли почти час. Уставшие, не стали даже пить чаю, быстро поцеловались на ночь, плюхнулись по кроватям и провалились в сладкий отпускной сон. Ветер трепал занавески, шелестел брошенной на стуле одеждой и играл их волосами…